Ворчливые клавишиВорчливые клавиши.
Лето. Который день стоит немыслимая жара. Смирно лежать в душном черном футляре тяжелее, чем обычно. Хорошо хоть я не потею, как люди. Только пылью покрываюсь. Да смазка высыхает. Так и заржаветь недолго. А это, знаете ли, очень неприятно. Хотя, что в моей жизни вообще приятного было? Хозяева мне попадались – жуть. То ли эта самая жара на них так влияла, то ли от природы они такие, кто знает?
Из магазина меня новенькую, блестящую и неопытную забрал тощий очкарик. Как потом выяснилось – доктор. Первыми напечатанным мной словом было слово "эпикриз". А дальнейшее у этого врача пребывание в основном сводилось к словам: "в виду негативной реакции на введенный препарат возникают трудности при дифференциальной диагностике "первичного" от "вторичного", связанного с метаболическими, а особенно микрокристаллическими… " или "наблюдается общая слабость после спадания жара". Мне казалось, что мир состоит только из болезней, диагнозов и лекарств. Но вскоре меня перепродали, и жизнь моя кардинально изменилась.
Моя работа с новым хозяином начиналась со слов "Информацию справочного характера я попытаюсь сочетать с общими суждениями и размышлениями о репрезентации данного произведения, как о самостоятельной проблеме. Издание книг, подобных этой, вызывает у читателя впечатление ангажированности авторов. Но исследование феномена произведено достаточно беспристрастно, в чем легко убедиться, прочитав эту неожиданную для литературного амплуа автора работу". А чуть позже мне пришлось убедиться в том, что этому человеку не понравилась ни одна из прочитанных им книг. В каждой он находил гораздо больше отрицательных моментов, чем положительных. И еще выяснилось, что хороших писателей не бывает. Разве что классики, и то далеко не все. Все время работы с ним меня мучил только один вопрос: зачем он читает то, что ему не нравится?
Следующими моими хозяевами были по очереди два доктора наук. Диссертация первого была на тему Наездник-эфиальт (Hymenoptera: Ichneumonidae) - изощренный паразит личинок усачей и златок. И начиналась она словами: "Казалось бы, что личинка усача (Cerambycidae), живущая глубоко в древесине, далеко от поверхности ствола, надежно спрятана от врагов …"
Второй доктор занимался более приятными созданиями. Он писал книгу "Образ Лося как объект религиозно-мифологической системы". На мой взгляд, книга была слишком заумно написана, и ни один здравомыслящий человек не стал бы ее читать. По крайней мере, для собственного удовольствия. Хотя некоторые занимательные сведения мне удалось из нее подчерпнуть.
Вырваться из научных мудрствований докторов было бы счастьем, если бы не то, что мой новый хозяин оказался кляузником. Он день и ночь строчил доносы на соседей, коллег по работе, просто знакомых и даже родственников. "Обстоятельства, которые мне предстоит изложить, настолько неприличны и чудовищны, что…" Вот такое у человека было хобби. В конце концов, на него самого наклепали донос. Он уехал куда-то, а через месяц меня опять продали.
Мне пришлось почти полгода провести на витрине комиссионки, прежде чем появился новый хозяин. Но какой! Писатель! Начинающий, правда, но зато весь путь от первых, мягко говоря, неудачных опусов до серьезных, издаваемых произведений он прошел со мной. А потом у него появился компьютер, и меня отправили пылиться на чердак. Вот лежу теперь тут – ржавею.
и еще один вариант
сиквел к сочинению на тему
еще одно сочинениеЕще одно сочинение.
Опять лето. И, конечно же, жара. Я в очередной раз заперт дома, вместо того, чтобы загорать на каком-нибудь из пляжей Черного или Азовского моря. С кем-то из друзей, само собой. Ну, или хотя бы с родителями. И ведь каждое лето я во что-нибудь вляпаюсь.
На этот раз меня угораздило простудиться. Причем не абы как. Один раз пришлось даже "скорую" вызывать – такой высокой была температура. Вот тогда и выяснилось, что у меня воспаление легких. Мама тяжело вздыхала, ахала и охала надо мной, пичкала таблетками, ставила компрессы. Отец только отмахнулся: "Вечно тебя угораздит". Но видно было, что и он волнуется. А друзья умотали на море и даже не звонят. Никому, видать, кроме родителей я не нужен. Впрочем, есть еще один человек, который за меня волнуется. Только он в этом ни за что не признается. Не смотря на то, что еще прошлым летом мы перестали быть врагами.
Я перебрался с кровати на подоконник. Из-за спавшего недавно жара голова кружилась, и заплетались ноги. Путь к окну оказался вдвое длиннее. И обычно легко открывающаяся рама поддалась только с третьего раза. Как только окно было открыто, в комнату ворвались звуки улицы. Как только я глянул вниз, меня накрыло чувством, которое обычно называют импортным словечком de ja vu.
Малышня возится в песочнице. По двору идет соседская кошка. Правда луж сейчас нет. Дождя давно не было. Но движения ее такие же плавные и осторожные – она охотится на стайку воробьев, собравшихся вокруг оброненного кем-то кусочка булки. Видимо, чтобы окончательно утвердить меня в этом странном чувстве, складывающийся за окном пазл, дополнился еще одним фрагментом. Из подъезда выскочил Пашка. Сейчас он должен быстрым шагом дойти до соседнего дома и скрыться за его углом. Но вместо этого Пашка почему-то оборачивается и, подняв голову, смотрит на мое окно. Он вздрагивает всем телом, заметив меня на подоконнике. Наверное, не ожидал увидеть. Но тогда зачем смотрел? Тем временем Пашка пришел в себя и пригрозил мне кулаком. Он говорит не громко, и я скорей угадываю, чем слышу: "Марш в кровать. Тебе ни кто не разрешал вставать". В отместку я показываю ему язык, но покорно возвращаюсь в постель.
Окно закрыть я, конечно же, забыл. Но, учитывая высоту этажа, лежа на кровати, можно было видеть разве что солнце, пробивающееся между ветками деревьев, и уголок крыши соседнего дома, когда ветки отводит в сторону особенно сильным порывом ветра. А каких-то пару месяцев назад крышу можно было видеть и без ветра. Деревья были еще совсем голые, но так же норовили засунуть в распахнутое окно свои ветки. А Пашка сидел на этом самом подоконнике, удерживая одну из веток и с преувеличенным вниманием рассматривая набухшую, лоснящуюся как личинка, клейкую почку. Я очень сомневаюсь, что в тот момент она его на самом деле интересовала.
Мы поссорились. Не так, как раньше с криками и шипением друг на друга и почти всегда доведя до драки. Я нес какую-то чушь, упрекал его в чем-то. А он отводил глаза. Единственное, что он сказал тогда: "я больше никогда не хочу с тобой ссориться". После этих слов, произнесенных едва слышно, вся моя злость вмиг испарилась, список претензий сразу же иссяк. Ссора закончилась так же внезапно, как и началась. С того дня не было больше ни одной, хотя до этого мы ругались едва не каждый день. Интересно, сегодня мы тоже не поссоримся? Сможет он сдержать свои эмоции по поводу очередного моего нарушения режима? Хотя, что гадать? Вечера ждать не долго.
Он всегда приходит вечером, когда родители уже дома. И дверь ему всегда открывает кто-то из них. А потом довольным голосом сообщает мне, что он пришел. Пашка им нравится. Даже слишком. Он прощают ему даже то, что каждый раз, приходя в гости, он закидывает свою бейсболку (кепку, шапку – зависит от сезона) на рога лося, висящие в прихожей. Этот раритет достался нам в наследство от деда и для родителей является величайшей ценностью. Никому другому они такого пренебрежения бы не спустили. Временами мне даже кажется, что они любят его больше чем меня. И тогда я ревную. И припоминаю Пашке все старые обиды. Кажется из-за этой ревности и началась наша последняя ссора. Понять бы еще кого я ревную больше родителей или, все же Пашку?