все мы здесь не в своем уме - и ты, и я
по поводу Снегурочек, Леля и Олдей по поводу Снегурочек, Леля и Олдей
Ну вот, только этого нам не хватало!
Снегурочки!
Да еще целых три сразу! Обычно к концу февраля они куда-то пропадают, до следующего Нового года, а вот поди ж ты! Валька, что ли, крикнуть? Я тяжко вздыхаю. Связываться со Снегурочками, особенно дожидаясь запаздывающего парламентера, неохота.
Но, похоже, придется.
Снегурочки, как и положено, искрятся ледяными блестками, которыми сплошь усыпаны их длинные синие сарафаны и высокие кокошники; они улыбаются нам, приветливо машут руками и подступают все ближе. Кажется, девицы-красавицы совсем не перебирают ногами, а просто плывут, скользят над укрывшим землю снегом. Их лица - миловидные девичьи лица - неестественно белые, словно восковые или обильно припудренные, лишь огромные глазищи-кристаллы сияют зимним блеском.
Не гляди - обморозишься!
Обморозиться и вправду можно, но это надо большой фарт иметь. Вообще-то особой опасности Снегурочки не представляют. Разве что горазды по улицам закружить, ежели с ними хоровод водить откажешься. Лучше уж отплясать свое - быстрее отделаешься! Бывает, еще песни петь заставят: сам не заметишь, как уже горланишь "В лесу родилась елочка" или там "Пусть бегут неуклюже...". А станешь тихо петь, без души - загадки начнут загадывать; а то звать самих себя требуют:
"Снегу-у-урочка-а-а!" И пока трижды не позовешь, метелью вокруг полощут, глаза запорашивают, дорогу путают... В конце концов покружат, попоют, позагадывают да и отпустят с миром. Главное, от поцелуев их уберечься - иначе точно ангину схватишь, с гарантией, если не воспаление легких... Недаром матери детям всякий раз наказывают: хороводы води, загадки отгадывай, а как только целоваться полезет, кричи во всю глотку: "Волк! Серый волк идет!" - и делай ноги. Она гнаться не будет,
…
- Раз, два, три, елочка, гори! - радостно провозглашают тем временем Снегурочки, простирая руки к злополучному дереву.
И елочка вспыхивает. Мерцающим голубым огнем без дыма, отчего в яру сразу становится светлее. От горящей елки, вопреки ожиданиям, веет холодом - и одновременно я вижу, как чернеет, скукоживаясь в ледяном пламени, короткая темно-зеленая хвоя. Кажется, именно это зовется "ведьминым огнем"...
- Что ж вы, дети, не пляшете, хороводы не водите? - Снегурочки вновь оказываются рядом с нами, и я поражаюсь однообразию их репертуара. - Аль не весело вам, аль не радостно?
Нам радостно.
Ближайшая красавица с отмороженной, навсегда застывшей на губах улыбкой делает шаг ко мне; явное намерение увлечь меня в танец просто написано на восковой маске.
И ответно в моем мозгу возникает картина. Слова цепляются за слова, они в начале, в середине, в конце, бегут вольным табуном по степи, белыми гребнями по сини волн... Другой мир распахивается передо мной, лубочно-яркий, карнавальный, плеснув в лицо запахом трав и душистой хвои. На этот раз я не собираюсь сдерживаться, превращать все в пустую шутку; я делаю невидимый другим шаг - и вот я уже там.
Эта сказка была написана не мной, она пришла к нам из седой старины задолго до моего рождения - но сейчас это моя сказка, и устыдитесь, неверующие!
- Эй, девки, хорош хоровод-то водить, давайте-ка лучше через костер прыгать!
Чернобровый парень - красный кафтан, широченные шаровары, зеленого атласа заправлены в сафьян щегольских сапожек - залихватски подкрутил буйный чуб, сбил на затылок шапку.
- Отчего б и не потешиться ? - весело откликнулась одна из девок, разрывая круг. - Ты, Лель, костер только пожарче пали, а то через него и кочет перескочит!
Смех, визг, смолистый факел ныряет в груду сухого хвороста. Мгновение, и пламя с треском взвивается до небес, словно и впрямь стремясь лизнуть пронзительно-голубое полотнище, раскинувшееся над головами.
- Ой, держите меня!
Визг, смех, летящими на огонь бабочками взмывают над костром цветные сарафаны, и самые молодые из парней не упускают случая с замиранием сердца заглянуть туда, под них...
-А ты что стоишь невесела? Аль боишься? Кто ж тебя такую замуж-то возьмет? Глаза девушки неестественно блестят. Слезы ? Лед?
Она молча разбегается, прыжок - и тоненькая фигурка, плеснув подолом, на миг зависает в воздухе; жадные, жаркие языки, пламени тянутся к ней...
Весьма чувствительный толчок под ребра выбрасывает меня обратно. Картинка мгновенно тускнеет, становится плоской, ненастоящей, как плохая фотография, - и пламя быстро пожирает ее, превращая в легкий рассыпчатый пепел.
Снегурочки, сбившись вместе, ошарашенно пятятся от нас, и впервые в их холодных глазах мелькает что-то человеческое.
Страх.
И еще: отблески того веселого огня, который минутой раньше едва не принял их в свои объятия. Сейчас Снегурочки выглядят совершенно несчастными, напоминая обычных перепуганных девчонок. Ну и пусть идут себе, если все поняли.
…
И вижу: по склону не спеша спускается человек.
Не спеша.
По склону.
По обледенелому склону высотой добрых тридцать метров.
Идет себе, как по асфальту, - ровно, легко, не глядя под ноги, не пытаясь ухватиться за что-нибудь руками; остановись! поскользнешься! упадешь!.. куда там!
Идет.
Человек, в бежевой куртке и белых брюках, уже в самом низу склона. Вот он наконец ступает на ровное место - и прежней расслабленной по-.ходкой направляется к нам. Из-за светлого одеяния да еще благодаря удивительному спуску наши наблюдатели, видимо, его и проморгали. Или не проморгали? Ведь свистели! Я еще тогда подумал: это они насчет Снегурочек спохватились! Впрочем, не важно.
Встреча вот-вот состоится.
И тут Снегурочки неожиданно вновь оживают.
- Ой, кто это к нам на праздник пришел! - Вся троица оборачивается к новоприбывшему, начиная скользить ему навстречу. - Да это же мальчик Коленька! А любишь ли ты, Коленька, в загадки играть?
- Люблю, - широко улыбается человек, подходя ближе и останавливаясь перед Снегурочками.
В свете догорающей елки его лицо кажется мне смутно знакомым.
- И загадки люблю, и вас люблю, Снегуроньки мои дорогие! Дайте-ка я вас расцелую от всей души!
Он что, придурок?! - или приезжий, как магистр?!
Давно горло не полоскал?!
Однако крикнуть, предостеречь я не успеваю: человек делает шаг вперед, и ближайшая Снегурочка оказывается в его объятиях. Поцелуй длится долго, очень долго, у меня у самого перехватывает дыхание - когда я замечаю, что Снегурочка уже не обнимает человека в бежевой куртке, а, наоборот, судорожно пытается вырваться из его цепких объятий.
Две ее подруги, бросив пленницу на произвол судьбы, испуганно пятятся прочь, как пару минут назад - от нас с Ерпалычем.
То ли мне это кажется, то ли действительно вокруг парламентера возникает призрачный светящийся ореол, Снегурочка в его объятиях виснет без чувств, ее очертания плывут, тают... Она действительно тает! В следующее мгновение на землю из рук человека оседает с тоскливым, безнадежным всхлипом февральский сугроб - чтобы растечься лужицей талой воды.
Ореол медленно гаснет. Человек оборачивается к двум оставшимся Снегурочкам - но на их месте кружится, метет снежный вихрь, в котором исчезают обе стройные фигуры. Нас обдает холодным дыханием, пригоршня снежинок ударяет в лицо... тишина.
Никого.
Только догорает елка, и синеватые блики пламени играют на лице парламентера, делая его похожим на лицо мертвеца.
…
Да, он умеет быть убедительным, этот молодой напористый парень. Кажется, Снегурочки назвали его Колей?
- Ты бы хоть представился, мальчик Коленька, - недовольно бурчу я, почти сдавшись под напором его железной логики. - Славное дело: ты нас знаешь, чешешь как по писаному, а вот мы тебя...
На "ты" я называю его из принципа. Довольно дурацкого принципа, наверное.
Парень звонко хлопает себя ладонью по лбу.
- Простите, господа! Совсем забыл... - Он смотрит на подмерзающие останки Снегурочки и тихо улыбается сам себе. - Полагаю, "мальчик Коленька" не устроит обе высокие договаривающиеся стороны. Знаете что? - зовите меня Лелем, Пока.
...
Модельная прическа ненавязчиво отлакирована, разделена ровной стрелой пробора, но чуб самовольно упал на высокий лоб, щекоча ироничную дугу брови. Розовый блеск кожи напоминает о рекламе мыла, а когда он смеется, кончик прямого носа чуть-чуть закругляется вниз, к родинке над верхней губой, отчего любому без видимых причин сразу хочется рассмеяться в ответ. Стрелки на брюках идеально прямые, стоят заглаженными лезвиями, и когда он идет своей легкой, летящей походкой, то кажется - воздух слегка присвистывает, расступаясь.
И еще: при разговоре он всегда смотрит в лицо собеседнику, но не в глаза, а рядом, и поймать его взгляд невозможно.
Вот он какой, Лель, обаятельный истребитель Снегурочек...
Ну вот, только этого нам не хватало!
Снегурочки!
Да еще целых три сразу! Обычно к концу февраля они куда-то пропадают, до следующего Нового года, а вот поди ж ты! Валька, что ли, крикнуть? Я тяжко вздыхаю. Связываться со Снегурочками, особенно дожидаясь запаздывающего парламентера, неохота.
Но, похоже, придется.
Снегурочки, как и положено, искрятся ледяными блестками, которыми сплошь усыпаны их длинные синие сарафаны и высокие кокошники; они улыбаются нам, приветливо машут руками и подступают все ближе. Кажется, девицы-красавицы совсем не перебирают ногами, а просто плывут, скользят над укрывшим землю снегом. Их лица - миловидные девичьи лица - неестественно белые, словно восковые или обильно припудренные, лишь огромные глазищи-кристаллы сияют зимним блеском.
Не гляди - обморозишься!
Обморозиться и вправду можно, но это надо большой фарт иметь. Вообще-то особой опасности Снегурочки не представляют. Разве что горазды по улицам закружить, ежели с ними хоровод водить откажешься. Лучше уж отплясать свое - быстрее отделаешься! Бывает, еще песни петь заставят: сам не заметишь, как уже горланишь "В лесу родилась елочка" или там "Пусть бегут неуклюже...". А станешь тихо петь, без души - загадки начнут загадывать; а то звать самих себя требуют:
"Снегу-у-урочка-а-а!" И пока трижды не позовешь, метелью вокруг полощут, глаза запорашивают, дорогу путают... В конце концов покружат, попоют, позагадывают да и отпустят с миром. Главное, от поцелуев их уберечься - иначе точно ангину схватишь, с гарантией, если не воспаление легких... Недаром матери детям всякий раз наказывают: хороводы води, загадки отгадывай, а как только целоваться полезет, кричи во всю глотку: "Волк! Серый волк идет!" - и делай ноги. Она гнаться не будет,
…
- Раз, два, три, елочка, гори! - радостно провозглашают тем временем Снегурочки, простирая руки к злополучному дереву.
И елочка вспыхивает. Мерцающим голубым огнем без дыма, отчего в яру сразу становится светлее. От горящей елки, вопреки ожиданиям, веет холодом - и одновременно я вижу, как чернеет, скукоживаясь в ледяном пламени, короткая темно-зеленая хвоя. Кажется, именно это зовется "ведьминым огнем"...
- Что ж вы, дети, не пляшете, хороводы не водите? - Снегурочки вновь оказываются рядом с нами, и я поражаюсь однообразию их репертуара. - Аль не весело вам, аль не радостно?
Нам радостно.
Ближайшая красавица с отмороженной, навсегда застывшей на губах улыбкой делает шаг ко мне; явное намерение увлечь меня в танец просто написано на восковой маске.
И ответно в моем мозгу возникает картина. Слова цепляются за слова, они в начале, в середине, в конце, бегут вольным табуном по степи, белыми гребнями по сини волн... Другой мир распахивается передо мной, лубочно-яркий, карнавальный, плеснув в лицо запахом трав и душистой хвои. На этот раз я не собираюсь сдерживаться, превращать все в пустую шутку; я делаю невидимый другим шаг - и вот я уже там.
Эта сказка была написана не мной, она пришла к нам из седой старины задолго до моего рождения - но сейчас это моя сказка, и устыдитесь, неверующие!
- Эй, девки, хорош хоровод-то водить, давайте-ка лучше через костер прыгать!
Чернобровый парень - красный кафтан, широченные шаровары, зеленого атласа заправлены в сафьян щегольских сапожек - залихватски подкрутил буйный чуб, сбил на затылок шапку.
- Отчего б и не потешиться ? - весело откликнулась одна из девок, разрывая круг. - Ты, Лель, костер только пожарче пали, а то через него и кочет перескочит!
Смех, визг, смолистый факел ныряет в груду сухого хвороста. Мгновение, и пламя с треском взвивается до небес, словно и впрямь стремясь лизнуть пронзительно-голубое полотнище, раскинувшееся над головами.
- Ой, держите меня!
Визг, смех, летящими на огонь бабочками взмывают над костром цветные сарафаны, и самые молодые из парней не упускают случая с замиранием сердца заглянуть туда, под них...
-А ты что стоишь невесела? Аль боишься? Кто ж тебя такую замуж-то возьмет? Глаза девушки неестественно блестят. Слезы ? Лед?
Она молча разбегается, прыжок - и тоненькая фигурка, плеснув подолом, на миг зависает в воздухе; жадные, жаркие языки, пламени тянутся к ней...
Весьма чувствительный толчок под ребра выбрасывает меня обратно. Картинка мгновенно тускнеет, становится плоской, ненастоящей, как плохая фотография, - и пламя быстро пожирает ее, превращая в легкий рассыпчатый пепел.
Снегурочки, сбившись вместе, ошарашенно пятятся от нас, и впервые в их холодных глазах мелькает что-то человеческое.
Страх.
И еще: отблески того веселого огня, который минутой раньше едва не принял их в свои объятия. Сейчас Снегурочки выглядят совершенно несчастными, напоминая обычных перепуганных девчонок. Ну и пусть идут себе, если все поняли.
…
И вижу: по склону не спеша спускается человек.
Не спеша.
По склону.
По обледенелому склону высотой добрых тридцать метров.
Идет себе, как по асфальту, - ровно, легко, не глядя под ноги, не пытаясь ухватиться за что-нибудь руками; остановись! поскользнешься! упадешь!.. куда там!
Идет.
Человек, в бежевой куртке и белых брюках, уже в самом низу склона. Вот он наконец ступает на ровное место - и прежней расслабленной по-.ходкой направляется к нам. Из-за светлого одеяния да еще благодаря удивительному спуску наши наблюдатели, видимо, его и проморгали. Или не проморгали? Ведь свистели! Я еще тогда подумал: это они насчет Снегурочек спохватились! Впрочем, не важно.
Встреча вот-вот состоится.
И тут Снегурочки неожиданно вновь оживают.
- Ой, кто это к нам на праздник пришел! - Вся троица оборачивается к новоприбывшему, начиная скользить ему навстречу. - Да это же мальчик Коленька! А любишь ли ты, Коленька, в загадки играть?
- Люблю, - широко улыбается человек, подходя ближе и останавливаясь перед Снегурочками.
В свете догорающей елки его лицо кажется мне смутно знакомым.
- И загадки люблю, и вас люблю, Снегуроньки мои дорогие! Дайте-ка я вас расцелую от всей души!
Он что, придурок?! - или приезжий, как магистр?!
Давно горло не полоскал?!
Однако крикнуть, предостеречь я не успеваю: человек делает шаг вперед, и ближайшая Снегурочка оказывается в его объятиях. Поцелуй длится долго, очень долго, у меня у самого перехватывает дыхание - когда я замечаю, что Снегурочка уже не обнимает человека в бежевой куртке, а, наоборот, судорожно пытается вырваться из его цепких объятий.
Две ее подруги, бросив пленницу на произвол судьбы, испуганно пятятся прочь, как пару минут назад - от нас с Ерпалычем.
То ли мне это кажется, то ли действительно вокруг парламентера возникает призрачный светящийся ореол, Снегурочка в его объятиях виснет без чувств, ее очертания плывут, тают... Она действительно тает! В следующее мгновение на землю из рук человека оседает с тоскливым, безнадежным всхлипом февральский сугроб - чтобы растечься лужицей талой воды.
Ореол медленно гаснет. Человек оборачивается к двум оставшимся Снегурочкам - но на их месте кружится, метет снежный вихрь, в котором исчезают обе стройные фигуры. Нас обдает холодным дыханием, пригоршня снежинок ударяет в лицо... тишина.
Никого.
Только догорает елка, и синеватые блики пламени играют на лице парламентера, делая его похожим на лицо мертвеца.
…
Да, он умеет быть убедительным, этот молодой напористый парень. Кажется, Снегурочки назвали его Колей?
- Ты бы хоть представился, мальчик Коленька, - недовольно бурчу я, почти сдавшись под напором его железной логики. - Славное дело: ты нас знаешь, чешешь как по писаному, а вот мы тебя...
На "ты" я называю его из принципа. Довольно дурацкого принципа, наверное.
Парень звонко хлопает себя ладонью по лбу.
- Простите, господа! Совсем забыл... - Он смотрит на подмерзающие останки Снегурочки и тихо улыбается сам себе. - Полагаю, "мальчик Коленька" не устроит обе высокие договаривающиеся стороны. Знаете что? - зовите меня Лелем, Пока.
...
Взгляд исподтишка...
Модельная прическа ненавязчиво отлакирована, разделена ровной стрелой пробора, но чуб самовольно упал на высокий лоб, щекоча ироничную дугу брови. Розовый блеск кожи напоминает о рекламе мыла, а когда он смеется, кончик прямого носа чуть-чуть закругляется вниз, к родинке над верхней губой, отчего любому без видимых причин сразу хочется рассмеяться в ответ. Стрелки на брюках идеально прямые, стоят заглаженными лезвиями, и когда он идет своей легкой, летящей походкой, то кажется - воздух слегка присвистывает, расступаясь.
И еще: при разговоре он всегда смотрит в лицо собеседнику, но не в глаза, а рядом, и поймать его взгляд невозможно.
Вот он какой, Лель, обаятельный истребитель Снегурочек...
(с)Г. Л. Олди "Нам здесь жить"
